снаружи.

В каждом сне всегда существует исходная точка, с которой мы идентифицируем себя, — роль, исполняемая нами в собст­венном загадочном театре. Природа той роли, в которой мы оказываемся или которую выбираем, подразумевает различную степень вовлеченности: от активного участия актера сна, до полной обособленности наблюдателя. Поэтому на вопрос, кто такой осознанно-сновидящий, можно ответить так: «Это тот, кто сочетает в себе качества отчасти эго сна или актера, отчасти наблюдателя».

В каждом сне рядом с нами обычно присутствует кто-то или что-то еще. Одушевленные и неодушевленные предметы попол­няют собой список действующих лип. Если среди них находится тот, с кем мы полностью идентифицируем себя в данный мо­мент, то именно он становится воплощением эго сна. Например, нам может присниться, что мы смотрим пьесу, сидя в зритель­ном зале. В этом случае мы идентифицируем себя со сторонним наблюдателем. Однако стоит нам лишь представить себя акте­ром на сцене, как может случиться, что мы тут же превратимся в этого актера. Обычно в этот момент мы забываем, что всего мгновение назад были кем-то другим. Тенденция к самоидентификации настолько сильна, что, играя роль, мы забываем о себе.

Какой же из уровней идентификации характеризует осознанно-сновидящего — участник или наблюдатель? Ответом мо­жет быть только сочетание обоих. Подводя итог, можно сказать, что эго сна всегда находится внутри сна и является его частью, наблюдатель же всегда вовне. Сочетание этих двух состояний характеризует осознанное сновидение и позволяет сновидцу быть во сне, но не быть его частью.

Можно предположить, что для осознанных сновидений необходима сбалансированность между обособленностью и участием. Человек, прочно связанный с ролью, исполняемой во сне, окажется еще сильнее втянутым в происходящее и не смо­жет отступить назад, чтобы увидеть свою роль как роль. Тот же, кто чересчур отделяет себя от сна, будет обособлен еще больше, и вряд ли его будет волновать происходящее.

В моих собственных опытах участие было необходимым условием осознанных сновидений. У меня были случаи, когда в своем сне я оказывался простым наблюдателем, но ни один из таких снов я не осознавал. Почти во всех девятистах осознанных снах, записанных мною, я находился в своем привычном теле. Только в трех случаях я осознавал себя человеком, отличным от Стивена Лабержа. Эти исключения довольно интересны: однаж­ды я чувствовал себя бестелесным источником света; в другой раз — удивительным фарфоровым сервизом; наконец, я был Моцартом. Однако все это продолжалось лишь до тех пор, пока я не обретал осознанность, потому что после этого я ощущал себя «Стивеном-Моцартом», актером, играющим свою роль, и я знал, что это всего лишь роль. Каким-то образом, скрываясь за маской, я не был