при помощи всего рода опыта, чтобы расти в Природе. В противном случае, если бы мы жили только через поверхностное желание-душу, мы могли бы меняться и развиваться не более, чем растение или камень в их неподвижности и в их рутине существования (жизнь в них поверхностно несознательна), в которых тайная душа вещей все еще не обладает инструментом, при помощи которого она может вывести жизнь из того фиксированного узкого диапазона, в котором она рождена. Желание-душа, предоставленная самой себе, навечно крутилась бы по одному и тому же привычному кругу.
С точки зрения древних философий удовольствие и боль неразделимы подобно интеллектуальной истине и лжи, мощи и неспособности, рождению и смерти; поэтому единственно возможным уходом от них будет полное безразличие, пустой отклик на возбуждение "я" мира. Но тонкое психологическое знание показывает, что этот взгляд, опирающийся только на поверхностные факты существования, в действительности не исчерпывает всей полноты проблемы. Путем привнесения настоящей души на поверхность можно заменить эгоистические стандарты удовольствия и боли на равный все-охватывающий личностно-безличностный восторг. Любитель Природы делает это, когда берет радость ото всех вещей природы универсально, без отвращения или опасения, без "нравится - не нравится", воспринимает прекрасное в том, что кажется другим средним и неважным, пустым и диким, ужасным и отталкивающим. Художник или поэт делает это, когда ищет расу вселенского в эстетическом переживании или в физических очертаниях, либо в ментальной форме прекрасного или во внутреннем ощущении и мощи, равным образом в том, от чего отворачивается обычный человек, так и в том, что его привлекает. Искатель знания, Бого-обожатель, находящий объект своей любви повсюду, духовный человек, интеллектуал, чувственный, эстет - все они делают это на свой манер и должны делать это, если хотят найти Знание, Прекрасное, Радость или Божественность. Только в тех наших частях, где маленькое эго обычно слишком сильно в нас, только с точки зрения эмоциональной или физической радости и страдания, нашего удовольствия и боли жизни, перед которой пасует наше желание-душа, применение божественного принципа становится чрезвычайно трудным и кажется многим невозможным или даже чудовищным и отталкивающим. Здесь неведение эго уклоняется от принципа безличности, которым оно пользуется без особых затруднений в Науке, Искусстве и даже в определенного типа несовершенной духовной жизни, поскольку там правило безличности не разрушает желания, взлелеянного поверхностной душой, не разрушает ценности желания, закрепленного поверхностным разумом, в которых наша внешняя жизнь наиболее витально заинтересована. В высоких свободных движениях от нас требуется только ограниченная и специальная ровность и
