века общество и религия пытались – с большим успехом – смять индивидуальность и привести ее «в соответствие» с нормами, подавляя дикую часть нас, сексуальность и подлинность. Для подавления этих жизненных энергий использовались страх и чувство вины. Страх насаждался угрозой, заключавшейся в лишении нас питания, любви или спасения. Наши родители, учителя и священники навязывали нам подавляющие ценности общества и культуры, веря, что тем самым заботятся о нас. Если мы не вели себя так, как они хотели, и не становились такими, какими они хотели, нам угрожало отторжение от источника любви и одобрения. В невинном и беспомощном состоянии детства мы подчинились, уступив свою естественную живость потребности чувствовать себя любимым. Вероятно, все значимые люди в нашем детстве были невольными инструментами этого подавления. Что еще им оставалось? В свое время они сами были беспомощны перед подавлением.
Теперь наша уязвимость покрыта плащом стыда и шока. Под ними скрываются глубокие чувства предательства, обиды, гнева, ярости и отчаяния. Мы подвергались насилию, нами пренебрегали, нас не принимали и не ценили. Нам предъявляли требования «достигать и соответствовать». Нас вынудили подавить непосредственность и сексуальность. Рожденные всем этим и непрожитые, невысказанные чувства мы удерживаем в среднем слое, прикрывая чувством вины, страхом и эмоциональными «окаменелостями».
Раны недостойности и утраты
Большинство из нас получило в детстве послание, что мы недостаточно хороши. Это послание приходило во многих формах. В самых трагических случаях оно пришло в виде сексуального, физического или эмоционального насилия, или в виде отвержения или пренебрежения. Ко многим оно пришло в виде того, что их не увидели, не поняли и заставляли вести себя неестественным для существа образом. Послание пришло поначалу от внешнего окружения: родителей, братьев или сестер, учителей или священников; затем мы усвоили его и перенесли вовнутрь. Это послание послужило причиной того, что мы потеряли контакт с собственной энергией, чувствованием и подлинной индивидуальностью и перестали считать их достоверным:. Мы выросли с верованием, что в нас неправильно что‑то в самой нашей основе, и несем это верование в среднем слое как глубокую рану собственной недостойности.
Внутри нас скрыта еще одна рана, тесно связанная с первой. Это боль от ощущения, что нас покинули, бросили, лишили или отторгли от источника любви. Внутри остается огромный страх быть лишенными этого источника или отсеченными от него. Большинство из нас больше не соприкасаются с этой болью, но она всплывает на поверхность, как только мы допускаем близость с кем‑то другим. Для некоторых источник этой боли очевиден: один из родителей ушел или никогда не был физически или эмоционально присутствующим.
