лишь знания; главным объектом его внимания остается жизнь в широчайшем смысле этого слова, и он ищет знание скорее по причине его полезности для жизни, чем ради чистой радости познания. Но именно в этой попытке поставить знание на службу жизни человеческий интеллект обнаруживает неуверенность и несовершенство, которыми отмечена вся деятельность человека. Пока мы стремимся к знанию ради него самого, говорить не о чем: разум выполняет свою естественную функцию; он беспрепятственно осуществляет свое высочайшее право. В труде философа, исследователя, ученого, которые стараются добавить что-то новое к сумме нашего достоверного знания, есть та же совершенная чистота и радость, что и в труде поэта и художника, которые созидают формы для воплощения прекрасного ради эстетического наслаждения всего человечества. Какими бы ни были индивидуальные заблуждения и ограниченность, они не играют роли; ибо коллективное и прогрессивное знание человечества обогащается истиной, которая была открыта и которой можно со временем доверить наше освобождение от заблуждений. Лишь тогда, когда человеческий интеллект пытается применить идеи к жизни, он начинает терять свою силу и ошибаться.
Обычно это происходит потому, что, погружаясь в практическую деятельность, человеческий разум сразу же становится заинтересованным и пристрастным и начинает служить чему-то, отличному от чистой истины. Но даже если интеллект сохранит всю возможную беспристрастность и незаинтересованность, — а совершенно беспристрастным, совершенно незаинтересованным он быть не может, пока не согласится полностью оторваться от практической жизни или прийти к некой широкой, но бессильной терпимости, эклектицизму или скептическому любопытству, — то все равно истины, которые он открывает, или идеи, которые провозглашает, в самый момент применения их к жизни становятся игрушками сил, мало подвластных разуму. Наука в своем бесстрастном и хладнокровном поиске сделала открытия, которые, с одной стороны, послужили практическим гуманным целям, а с другой — дали эгоизму людей чудовищные средства взаимного истребления; она открыла колоссальные возможности эффективной организации жизни, которые использовались, с одной стороны, для экономического и социального развития народов, но с другой — для превращения каждого из них в мощное орудие агрессии, разрушения и массового убийства. Она, с одной стороны, породила широкий рационалистический гуманизм и альтруизм, но с другой — оправдала безбожный эгоизм, витализм, вульгарную волю к власти и успеху. Она сплотила человечество и окрылила его новой надеждой и в то же время придавила к земле тяжким бременем отвратительного коммерциализма. И причина этого — вовсе не отрыв науки от религии, как часто утверждают, или какой-то недостаток в ней идеализма. Идеалистическая
