переживать очень разные вещи, от галлюцинаций до внетелесного опыта. Затем, с завершением действия, «я» втыкается туда, откуда было изъято, но у этого возвращения есть один интересный эффект: многое начинает выглядеть по-другому. Это примерно как уехать на недельку в другой город или страну: вернувшись в знакомые с детства места, вы застаёте их неуловимо другими. Субъективно переживание этой новизны после трипа может предстать перед человеком в виде какого-то инсайта в отношении самого себя, кого-то оно ощутимо расплющивает (на моей памяти люди приходят в себя за полчаса максимум — но в двух случаях адаптация происходила раза в четыре дольше). А я, как любитель внутренних экспериментов, выйдя из трипа решил помедитировать. Вот тут меня и торкнуло — всё началось с ощущения чистоты, разливающейся всюду в теле. Слово все негативные воспоминания и переживания были куда-то слиты, и остался чистый интерес к происходящему — с миром хотелось играть и экспериментировать. В то время я понял много интересных вещей о религиозных системах и человеческих проблемах, но, пожалуй, самым ярким впечатлением оказалась невозможность передать происходящее словами. И даже не потому, что это сложно и невыразимо. А просто потому, что слова — они другие. Это примерно как попробовать, используя познания в химии, поговорить о поэзии. Вроде и можно что-то отобразить, но весьма специфическим образом.

Поймав эту тему, я решил воспроизвести эффект — следующий раз я курил Сальвию через несколько месяцев, и это стало очень примечательным опытом. Человек, находящийся со мной, сказал мне: «с возвращением», — когда я открыл глаза. Поначалу в этом не было ничего экстраординарного, но вдруг я засмеялся — кому он сказал это? Кого он вообще ждал? Знает ли он, кто вернулся? Прежде чем я сам настроился на нужную волну, я уже был там — и ощутив это, я попросил позадавать мне разных вопросов о духовном, потому что понял, что мне только нужен повод, чтобы рассказать о чём-то интересном. Так мы начали разговор о заблуждениях сознания, и это был очень странный эпизод моей жизни. Я говорил, совершенно не думая, не сомневаясь, не пытаясь рассуждать — будто все знания мира лежали в моих руках. Рассказывая о том, что вижу, я бешено хохотал, потому что не было ничего проще этих вещей, и то, насколько сложные вещи совершают некоторые люди, чтобы воткнуть хотя бы в часть этих мыслей, дико веселило своей абсурдностью.

Всё дело было в том, что человек и есть то, из чего