эта идентификация, оставляющая в стороне всю остальную Реальность позади нас, составляет причину Неведения. И если Неведение не является элементом или мощью6 свойственной абсолютной природе Брахмана или Его интегральности, то не может быть изначального и первичного Неведения. Майя, если она является изначальной мощью сознания Вечного, не может сама по себе быть неведением или каким-либо образом быть сродни природе неведения, а должна быть трансцендентной и универсальной мощью само-знания и все-знания; неведение может только вмешиваться как меньшее и подчиненное движение, частное и относительное. Тогда есть ли что-либо подлинное в множестве душ? Приходит ли эта множественность немедленно в бытие, как только Брахман обозревает себя во множественности, и состоит ли эта множественность в сумме душ, связанных, самое большее, благодаря сообщению тела с телом или разума с разумом, но неспособных на единство? Но мы видели, что это нам так кажется в самом поверхностном слое сознания, во внешнем разуме и физическом; когда мы отходим назад в более тонкое, более глубокое, большее действие нашего сознания, то обнаруживаем, что стены разделения становятся тоньше, и в конце концов не ощущается этих стен, нет Неведения.
Тело является внешним знаком и самым низшим базисом кажущегося деления, которое Природа, погруженная в неведение и само-незнание, делает начальной точкой для восстановления единства при помощи индивидуальных душ, единства посреди наиболее отличающихся форм ее множественного сознания. Тела не могут сообщаться друг с другом, кроме как при помощи внешних средств и через пропасть внешности; не могут проникнуть друг в друга, кроме как при помощи деления тела или воспользовавшись некоторой брешью в теле, некоторым предсуществующим делением; не могут объединиться, кроме как разрушаясь и пожираясь, путем проглатывания и поглощения, путем ассимиляции или, самое большее, путем слияния, в котором исчезают обе формы. Также и разум, отождествляясь с телом, наследует его ограничения; но сам по себе он более тонок, и два разума могут проникнуть друг в друга, не нанося повреждений друг другу и без деления, могут обменяться субстанцией без взаимных увечий, могут некоторым образом стать частями друг друга: все же разум также имеет свою собственную форму, отделяющую его от других разумов, и разум склонен находить опору в этой разделенности. Когда мы отходим назад к сознанию души, то препятствия все уменьшаются, и наконец полностью исчезают. Душа может отождествиться в своем сознании с другими душами, может содержать их в себе и вступать в них, а также сама может в них содержаться, может реализовать свое единство с ними; и это происходит не в лишенном черт и неразличимом сне, не в Нирване, где теряются все разграничения и индивидуальности души и разума
