целого обязательно должны покоиться на реализации величайших истинностей, что переводило бы на язык постижимых нами вещей природу божественного существования. Человечество должно идти через отречение эго от своей ложной точки зрения и ложных уверенностей, через его вступление в правильную связь и гармонию с тотальностями, часть которых составляет человечество, и с трансцендентностями, откуда оно спустилось, и через его совершенное само-открытие к истине и закону, превосходящим его условности, - к истине, которая явится его исполнением и законом, которая явится его избавлением. Целью человечества должен быть отказ от тех ценностей, которые являются порождением эгоистической точки зрения на вещи; его венцом должно стать превосхождение ограничения, неведения, смерти, страдания и зла.
Это превосхождение, этот отказ невозможны здесь на земле и в нашей человеческой жизни, если выражения той жизни строго ограничены нашими эгоистическими ценностями. Если жизнь по своей природе составляет индивидуальное явление, и не является отражением вселенского существования и дыхания могущественного Жизненного Духа, если двойственности, являющиеся реакциями индивида на его контакты - не просто реакции, а само существо и условие всей жизни, если ограничение - это неотъемлимая природа субстанции, из которой сформированы наши разум и тело, если дезинтеграция при смерти является первым и последним условием всей жизни, ее концом и ее началом, если удовольствие и боль составляют неразделимое двойственное вещество всех ощущений, если радость и печаль необходимо предстают светом и тенью всякого ощущения, если истина и ошибка - это два полюса, между которыми вечно должно колебаться всякое знание, тогда превосхождение осуществимо лишь при отказе от человеческой жизни, в Нирване, за пределами всего существования, или при достижении иного мира, неких небес, совершенно иначе устроенных, чем эта материальная вселенная.
Не так то легко обыденному разуму человека, всегда привязанному к своим прошлым и настоящим связям, постичь некое существование, все еще являющееся человеческим,и все же радикально измененным по части того, что теперь является нашими неизменными обстоятельствами. Наше положение по отношению к возможной высочайшей эволюции во многом напоминает положение первозданной Обезьяны теории Дарвина. Для той обезьяны, ведущей свою инстинктивную древесную жизнь в первобытных лесах, было бы невозможным постичь, что когда-то наступит день некоего животного на земле, которое будет использовать новое дарование, называемое разумом, и станет применять его к материалам своего внутреннего и внешнего существования, что это животное с помощью новой своей мощи превзойдет свои инстинкты и привычки, изменит условия своей физической жизни, построит для себя каменные дома,
