способным к восприятию высших духовных фактов, которые повсюду окружают человека. Можно целеустремленно воспитать в себе эту способность. Например, стараться воздержаться от всякого суждения об окружающих людях. Погасить в себе мерило привлекающего и отталкивающего, глупого и умного, которое привык прилагать, и попытаться без этого масштаба понимать людей только из них самих. Лучше упражнения проделывать среди людей, к которым питаешь отвращение. Нужно попытаться насильно побороть это отвращение и предоставить непредвзято влиять на себя тому, что они делают. — Или же когда находишься в обстановке, которая вызывает то или иное суждение, то побороть суждение и непредвзято отдаться впечатлениям*.
(* Эта непредвзятая отдача не имеет ничего общего со «слепой верой». Дело не в том, чтобы слепо во что-либо верить, но в том, чтобы не ставить «слепое суждение» на место живого впечатления.)
— Надо предоставить вещам и событиям больше говорить о себе , чем самому говорить о них. И надо распространить это также и на свой мир мысли. Побороть в себе то, что образует ту или другую мысль, и предоставить вызывать мысли только тому, что находится вовне. — Лишь когда подобные упражнения производятся со священной серьезностью и настойчивостью, они приводят к высшей цели познания. Тот, кто не придает значения этим упражнениям, ничего не знает об их ценности. Тот же, у кого есть опыт в подобных вещах, знает, что отдача и непредвзятость суть действительные источники силы. Подобно тому как тепло, собранное в паровом котле, преобразуется в двигающую силу локомотива, так упражнения в самоотрешенной духовной отдаче претворяются в человеке в силу зрения в духовных мирах.
Благодаря этому упражнению, человек делает себя способным к восприятию всего того, что его окружает. Но к этой способности восприятия должна присоединиться верная оценка. Пока человек еще склонен переоценивать самого себя в ущерб окружающему миру, до тех пор он заграждает себе доступ к высшему познанию. Тот, кто к каждой вещи или к событию внешнего мира относится с точки зрения той радости или печали, которую они доставляют ему, тот предается такой переоценке самого себя. Ибо из своей радости и своей печали он ничего не узнает о вещах, а лишь нечто о себе самом. Когда я чувствую симпатию к человеку, то, прежде всего, я чувствую лишь мое отношение к нему. Если в моем суждении, в моем отношении я нахожусь в зависимости исключительно от этого чувства радости, симпатии, то этим я выдвигаю на первый план свою личную природу; я навязываю ее миру. Я хочу, таким как я есть, включить себя в мир, а не принять мир свободно, предоставляя ему жить сообразно действующими в нем силами. Иными словами, я терпим лишь к тому, что соответствует моей личной природе. Ко всему же остальному я проявляю
