что ненависть мо­жет быть полезной и конструктивной... (Смеется.)

Экман (также смеется): Это грозит превратиться в запутанную головоломку.

Есть еще один момент в истории о моей ненависти к отцу, на ко­торый я хотел бы обратить внимание. Ранее я уже говорил о перио­де невосприимчивости, во время которого вы не имеете доступа к ранее усвоенным вами знаниям, противоречащим переживаемой вами эмоции.

После того как я простил отца, я вспомнил о нем много хоро­шего, о чем я не вспоминал на протяжении пятидесяти лет, — эти воспоминания сами всплыли в моем сознании. Например, когда возник вопрос о расовых отношениях, я вспомнил, что мой отец был одним из учредителей Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (несколько лет назад я стал одним из соучредителей Конгресса за расовое равенство в Сан-Франциско). Это был хороший факт из его биографии, о котором я начисто за­был. Ненависть как эмоция блокирует вам доступ к вашим вос­поминаниям.

Далай-лама: Да!

Экман: Она заставляет вас стереотипировать этого человека.

Далай-лама (через переводчика): Верно.

Экман: Вы не можете видеть его с хорошей стороны. Хотя нена­висть может приносить выгоды с точки зрения мотивации к пози­тивным действиям, эти выгоды оказываются кратковременными. В долгосрочной перспективе ненависть искажает то, как человек видит реальность.

Далай-лама: Верно. Совершенно верно.

Экман: Но благодаря разговору с вами и размышлению над ва­шей позицией я сам изменил свой взгляд на ненависть.6 Я утверждал, что ненависть может иметь позитивные последствия, посколь­ку иногда мотивирует хорошие поступки или помогает человеку справляться с серьезными психическими травмами.7 Теперь яду. маю, что это несовершенный взгляд.

Хотя ненависть в краткосрочной перспективе может оказывать положительное влияние на мотивацию — как это было в моей жизни — к правильным действиям, со временем ненависть начи­нает оказывать негативный эффект, и в этом смысле она является ядом. Изменение моей точки зрения произошло мгновенно, как будто кто-то включил лампочку в моей голове и я увидел свою жизнь в другом свете. В детском и подростковом возрасте я редко испытывал гнев. Я помню, как мои родители говорили мне, что­бы я не позволял своей старшей сестре плохо обращаться со мной и давал ей сдачи. Но я никогда не дрался. Моя мать умерла, когда мне было четырнадцать лет. Я несправедливо обвинял отца в том, что он способствовал ее смерти, хотя он ее не убивал. Моя убеж­денность в его виновности разожгла во мне ненависть. В течение трех — четырех лет я превратился из уравновешенного человека в человека, легко впадающего в гнев. И таким я оставался в тече­ние пятидесяти лет, до тех пор пока десять лет назад не встретил­ся с вами.

Ненависть испортила мой характер, и я стал легко впадать