оказать реальную помощь людям для их оздоровления. Это было для меня основной целью, а заработанные при этом деньги — только приложением, приложением далеко не главным для меня. И это не значит, что я был бессребреником в полном смысле этого слова. Во время описываемых событий я мотался по чужим квартирам в Москве, а моя однокомнатная квартира в Харькове стояла пустая и даже не отремонтированная после того, как я её получил. Да и для моих проектов были нужны деньги, я уже работал над рукописью своей первой книги «Последнее обращение к человечеству», и везде нужны были деньги.
Никто и никогда не пришёл и не сказал: «Ты делаешь нужное, доброе дело — вот тебе деньги и не думай ни о чём другом...». Люди приходили, чтобы что-то получить от меня, либо здоровье, либо мои знания, либо получить от меня новые возможности и т.п. Практически не было людей, которые меня спрашивали о том, чем они мне могут помочь, и не было ни одного человека, который бы пришёл и предложил деньги на мои разработки и проекты. Наоборот, многие хотели заработать на мне и зарабатывали на моих делах, как это сделали после того, как я очистил чернобыльскую зону радиоактивного заражения в начале 1990 года, как это произошло после восстановления озонового слоя Мидгард-Земли, и на множестве более мелких дел, зарабатывали на людях, которым я помогал бесплатно, а «заботливые» посредники выжимали из них деньги, якобы для меня. Чего только не было, не было только того, чтобы кто-то пришёл и предложил свою финансовую помощь. Поэтому я понимал, что, если я хочу добиться того, чтобы мои мечты и проекты обрели жизнь — деньги для реализации их я должен заработать сам. Честно заработанные деньги своим собственным трудом и потом я не считал грязными. Но, несмотря на то, что мне были нужны деньги, для меня имело большое значение, как «пахнут» эти деньги. Мне много раз и в СССР, предлагали манну «небесную», если я соглашусь сделать то или иное «небольшое» дельце, которое для меня ничего «не стоит» сделать! В принципе, я мог сделать то, о чём меня просили, но я отказывался не потому, что не могу чего-то сделать, а потому, что то, что от меня требовали сделать, противоречило моей жизненной позиции, всему тому, чему я посвятил свою жизнь. И я прекрасно понимал, что после отказа от некоторых предложений я, вполне возможно, подписываю свой смертный приговор, но, тем не менее, мой ответ оставался тем же, хотя тогда я не знал, смогу ли я противостоять в этой войне тем силах, которым отказывал. Я просто надеялся, что мне удастся найти метод, чтобы не позволить этим силам реализовать их месть за мой отказ. И это не бравада, я действительно не знал, будут ли эффективны мои собственные доморощенные методы и очень скоро жизнь предоставила мне возможность проверить мои предположения на практике.
