к состоянию после смерти. И снова найдется возражающий: "А, вот тут-то и загвоздка! Какое бы состояние после смерти ни было, никто не знает о нем ничего определенного. Те, кто заявляет, что знает, все расходятся в своих рассказах, многие из которых нелепы, невозможны..." Во-первых, ни один человек не имеет морального права утверждать, что никто не знает, за исключением того случая, когда он сам всеведущ и знает степень знаний всех, кто живет; и будет высокомерием пытаться судить об умственных способностях всех других с помощью очень узких представлений самодовольных глупцов, делающих подобные заявления. У умного человека уши всегда открыты для новых показаний очевидцев; он всегда готов, и с охотой, к исследованию; даже если бы появился один человек, который заявил о своем знании невидимых миров, не нужно было бы доказывать, что он ошибается. Разве Галилео Галилей не был одинок, утверждая свою теорию, касающуюся движения небесных тел, к которой обратился теперь весь западный мир? Что касается различий в рассказах тех, кто заявляет о знании невидимых миров, этого не только следует ожидать, но это является ценным признаком, как показывают картины из повседневной жизни. Предположим, Сан-Франциско был бы полностью перестроен, со всеми своими последними, самыми современными, улучшениями, и решил отметить это большим праздником. Многие тысячи собрались бы у Золотых Ворот отпраздновать в новом Фениксе, который восстал из пепла этого красивого города, внезапно снесенного с лица земли. Среди других пришло бы значительное число журналистов, репортеров из различных частей страны, чтобы послать репортажи своим почтенным изданиям. Можно ожидать заранее предвидимый результат, что не найдется двух одинаковых репортажей, несмотря на то, что репортеры являются опытными наблюдателями. Некоторые репортажи могут иметь, вообще говоря, определенные общие места. Некоторые будут непохожи на другие во всех отношениях, например, по той простой причине, что каждый репортер видел бы город со своей точки зрения и отметил только то, что привлекло его. Таким образом, вместо разнообразия сообщений, являющихся доводом против их точности, легко увидеть что все они будут ценными, как различные стороны целого; можно с уверенностью сказать, что человек, который прочтет все эти различные репортажи, будет иметь более исчерпывающее представление о Сан-Франциско, чем если бы он прочитал одно сообщение, подписанное всеми репортерами. Тот же принцип остается в силе по отношению к несходным рассказам, описывающим невидимые миры; они не обязательно неверны из-за того, что различаются, но совокупно дают более полную информацию. Что касается "невероятных" историй, давайте предположим, что один из наших репортеров в Сан-Франциско вместо наблюдения провел время, развлекаясь, и