в таком понимании означает не просто уровень знания или систему убеждений, моральных и эстетических ценностей; культура есть жизнь, управляемая идеями, — но идеями, основанными на истинах жизни и организованными таким образом, чтобы сделать жизнь предельно эффективной. Поэтому все формы жизни, не способные воспринять эту культуру и достичь необходимой эффективности, следует уничтожить или подавить; все формы жизни, способные усвоить культуру, но не реализующие ее на практике, следует подчинить и ассимилировать. Но уровень способностей всегда определяется биологическим родом и видом, а в случае человечества — расой. Отсюда логически вытекает, что одна лишь тевтонская раса является полностью одаренной, и потому Германия должна поглотить все тевтонские расы и превратить их в часть германского сообщества; расы менее одаренные, но не вполне лишенные способностей, следует германизировать; прочие же, безнадежно деградировавшие (такие, как латинские народы Европы и Америки) или низшие по природе своей (как значительное большинство африканских и азиатских народов) необходимо, где возможно, переместить, как гереро, а где невозможно, поставить в зависимость, подвергнуть эксплуатации и обращению соответственно их низшей природе. Так будет осуществляться эволюция, так род человеческий будет двигаться к своему совершенству.
Не надо полагать, будто все немцы придерживались такой крайней точки зрения, как это слишком долго представлялось, или что большинство придерживалось ее сознательно; но достаточно того, чтобы активное меньшинство мыслителей и сильных личностей захватило власть над жизнью народа и внедрило в нее определенные тенденции, чтобы те восторжествовали на практике или по крайней мере вызвали общую тенденцию на уровне подсознания даже там, где сама мысль в действительности не внедряется в сознательный ум. Фактические события настоящего времени, похоже, показывают, что именно эти убеждения — частично сознательно, частично подсознательно или неосознанно — воспринял коллективный германский ум. Легко высмеять прямолинейность этой ужасающей логики или сурово раскритиковать ее доводы, опираясь на идеи и истины, которые она оставила без внимания,и еще легче отвернуться, испугаться, возненавидеть и резко отвергнуть ее, в то же время на практике в собственных действиях руководствуясь — не столь явно, последовательно и смело — ее принципами. Но полезней начать с понимания, что за этой логикой стояла и стоит великая искренность, в которой кроется секрет ее силы, а в ее заблуждениях есть своего рода извращенная честность; то искренность, с которой Германия старается прямо смотреть на собственное поведение и явления жизни, и честность, с которой она провозглашает подлинные принципы этого поведения и не утверждает другие (за исключением случаев