загрязненной окружающей среды, а у бедных такой возможности нет.
Точно так же народы наиболее бедных стран, не имеющих достаточных средств, страдают и от напора богатых стран, и от загрязнения среды своими собственными примитивными технологиями. Пострадают и будущие поколения. А постепенно и всем нам придется страдать. Почему? Потому что нам придется жить в том самом мире, который мы сейчас помогаем строить. И если мы решим ни в чем не менять свой образ действий и не станем уважать равное право других на счастье и отсутствие страдания, то очень скоро ощутим негативные последствия этого. Представьте, например, выхлопные газы ещё двух миллиардов автомобилей. Это повлияет на всех нас. Поэтому удовлетворенность – вопрос не только этический. Если мы не хотим увеличивать уже имеющиеся у нас страдания, то удовлетворенность становится вопросом необходимости.
Это одно из оснований моего мнения, что культура постоянно развивающейся экономики должна быть подвергнута сомнению. На мой взгляд, она способствует росту неудовлетворённости, а с ним приходит и множество проблем, как социальных, так и экологических. Совершенно очевидно также, что, так пылко посвящая себя материальному прогрессу, мы пренебрегаем тем сложным влиянием, которое этот прогресс оказывает на общество в широком смысле. Здесь дело даже не в разрыве между первым и третьим мирами, Севером и Югом, между развитостью и неразвитостью, богатством и бедностью, моральностью и отсутствием таковой. Все это есть, да. Но в определенном смысле куда больше значения имеет тот факт, что подобное неравенство само по себе – источник тревог для каждого. Если бы, например, Европа была целым миром, а не местом, где живет менее десяти процентов населения планеты, то преобладающая идеология бесконечного материального роста могла бы быть оправдана. Но мир больше, чем Европа. И в других местах есть люди, умирающие от голода. Такой глубокий дисбаланс неизбежно приводит к отрицательным последствиям для всех, пусть даже не одинаково прямым: богатые в своей повседневной жизни тоже ощущают симптомы бедности. Подумайте в этом контексте о следящих видеокамерах и железных решетках на наших окнах, – вряд ли они способствуют нашему чувству безмятежности.
Всеобщая ответственность также ведёт нас к приверженности принципу честности. Что я подразумеваю под этим? Мы можем думать о честности и нечестности в связи со взаимоотношением между видимостью и реальностью. Иногда они совпадают, часто – нет. Когда они совпадают, я понимаю это как честность. Мы честны, когда наши поступки именно таковы, какими выглядят. Когда же мы претендуем быть не тем, чем действительно являемся, в других возникает подозрение, рождающее страх. А страх – это нечто такое, чего все мы стремимся избежать. И наоборот, когда наши отношения с